Масалкина Л.В. Михаил Осоргин и его «Заметки старого книгоеда»

Михаил Андреевич Осоргин (1878 — 1942) — выдающийся писатель русского зарубежья, уроженец Перми, остававшийся и на чужбине горячим патриотом Пермского края. Имя опального писателя долгие годы было предано забвению на Родине. Возвращение его литературного наследия домой началось 16 лет назад. Осоргин был не только прекрасным беллетристом, публицистом, эссеистом, переводчиком, но еще и страстным библиофилом.

«Заметки старого книгоеда» стала первой осоргинской книгой, увидевшей свет в России в 1989 году. Подготовил ее к печати известный литературовед и библиофил О.Г. Ласунский, который «открыл» россиянам этого замечательного писателя. Хотя эта книга и вышла тиражом 25 тысяч, сегодня она стала редким раритетом. Но и в этот сборник вошли далеко не все библиофильские работы писателя.

Еще при жизни Осоргина его «Заметки старого книгоеда» на Западе были очень популярны как интереснейшие библиофильские этюды, которые публиковались регулярно с 1928 по 1934 гг. в парижской газете «Последние новости». Как отмечает О.Г. Ласунский, «Заметки…» были любимым детищем Михаила Осоргина [3; 19]. Из этой книги мы узнаем о читательских впечатлениях писателя, о том, какое место занимала книга в его духовной жизни. Мы видим, какой это был прекрасный знаток русской книги, как старинной, так и современной. И он очень
много сделал для ее популяризации на Западе.

В «Заметках старого книгоеда» заключен, кроме того, бесценный опыт культуры общения с книгой, такое ее понимание, которое порой переходит в сотворчество. Читать М.А. Осоргин любил не меньше, чем писать. Чтение занимало огромное место в его жизни не только потому, что он был писателем, но и потому, что был русским интеллигентом. «Книголюб с малолетства» — говорит он о себе в одном из очерков.

В семье любили литературу, позднее, будучи уже гимназистом он становится поклонником классической литературы. Вместе с однокашниками вслух читались «неизвестное и зловредное»: Достоевский, Толстой и прочее [2; 164]. Юный Михаил с восторгом открывает для себя Пушкина.

Но переворот в душе произвел Аксаков. Позднее, когда Осоргин стал учиться в Московском университете, интерес к книге укрепился и перерос в увлечение литературным творчеством. После октября 1917 г. он принимает активное участие в культурной и общественной жизни республики Советов. Стал первым председателем Союза журналистов России, вице-председателем Союза писателей России.

В 1918 г. Михаил Андреевич вместе с рядом видных писателей и ученых учреждает на кооперативных началах в Москве Книжную лавку писателей, которая просуществовала до 1921 г. Литераторы, а среди них были, например, философ Н.А. Бердяев, писатель Б.К. Зайцев, сами стояли за прилавком, сами находили и скупали продававшиеся оптом библиотеки, спасали книги из брошенных хозяевами или разоренных домов. Лавка делала большое культурное дело. Она снабжала литературой рабочие клубы, школы, открывшиеся в провинции университеты.

Знания и опыт, полученные в лавке, Михаил Андреевич впоследствии использовал в своем творчестве. Уже тогда у него возникло убеждение, что старая и редкая книга — всегда «личность», «индивидуальность», достойная особого почтения.

Человек независимых убеждений, в 1922 году вместе с большой группой московской творческой и научной интеллигенции он был отправлен на знаменитом «философском пароходе» в заграничную ссылку сроком на три года. Но как оказалось, навсегда. С осени 1923 года М.А. Осоргин обосновался в Париже, духовном центре русского зарубежья. Здесь расцвел его замечательный талант прозаика, появились романы, повести, рассказы, очерки, эссе — в любом
из этих жанров он оставался самобытным литератором, не похожим на остальных.

Поразительна его активная публицистическая деятельность. Он жил на Западе, являясь непосредственным свидетелем и в какой- то мере участником литературного процесса в Европе, но связь с Родиной была главным смыслом его жизни. Из советской литературы он получал множество знаний о современной России. Внимательно следил за развитием ее талантов, пропагандировал лучшие достижения русской художественной и общественной мысли, знакомил западного читателя с ее несравненными образцами. На страницах той же парижской газеты «Последние новости» он откликался на произведения М. Горького, В. Маяковского, С. Есенина, А. Блока, К. Чуковского, М. Булгакова, М. Цветаевой, А. Куприна, И. Бунина и др.

Современники отзывались об Осоргине: «воспитанная душа», «один из немногих джентльменов в Париже». Как в жизни он был на редкость деликатным человеком, так и деликатен был в оценках литературных произведений. К сожалению, заметки регулярно появлявшиеся с 1937 по 1939 год под рубрикой «Литературные размышления», пока остаются только в газетных и журнальных публикациях.

Страсть к книгам не покидала Михаила Осоргина и на перепутьях европейских дорог. Возникшее еще в России увлечение антикварной книгой в эмиграции разгорается у него с новой силой. Он посещает лотки букинистов на набережной Сены, изучает фонд редких изданий Тургеневской библиотеки, где был активным членом правления, переписывается с оказавшимися за границей коллегами-библиофилами. А самое главное — систематически обращается к этой теме в своем творчестве.

М.А. Осоргин всегда оставался горячим патриотом своей родины и до 1937 г. не отказывался на Западе от советского подданства. И конечно, погружение в мир классической национальной книги было для него связующей нитью с Отечеством.
Истовый книгочей… Круг его чтения был необычайно широк. В его восприятии писатели не отвергали один другого, сколь бы различны они ни были. Воистину, ему «внятно все». Не случайно он сравнивает книгу с морем, «выдумки ее безграничны», а море — однообразнее и быстрее утомляет. Преимущество книги он видит, в первую очередь, в ее безграничности по сравнению с морем. Великие творения человеческого духа — как «Дон Кихот», «Божественная комедия», «Декамерон», Библия, русские сказки, «Тысяча и одна ночь» — вызывают его безудержный восторг. Эти книги, надо полагать, превратились в своеобразный свод нравственных правил Михаила Осоргина, его философских понятий.

Но он не был библиоманом. «Заметки старого книгоеда» преподают урок интеллектуального чтения, сопровождаемого неустанной работой мысли. У Осоргина был аристократический вкус к книге, позволяющий отличить подлинные ценности от расхожего чтива. Ему была присуща высокая гуманитарная культура, сказавшаяся и в том, что книги и книголюбы живут во многих осоргинских художественных произведениях («Вольный каменщик», «Сивцев Вражек», «Книга о концах» и др.).

В «Заметках…» мы находим также много тонких умозаключений о психологии литературного творчества, о неразрывности цепочки: писатель — издатель — критик — читатель. О чем бы ни размышлял Михаил Андреевич, очевидно: его богиня — нравственность. Так, в этюде «Представление читателю» он замечает, что литература не должна оскорблять наших благородных чувств. И приводит пример — рассказ И. Бунина «Солнечный удар», который, хотя и читается с увлечением, но это безумство человеческой плоти приводит к «печальному убеждению о господстве зла». Нужно ли это? — спрашивает писатель. — Хорошо ли это? Не поощряет ли это неудобных телесных предрасположений молодежи, вместо того, чтобы действовать благотворно и возвышающе? [1; 45]. Других мерок он не признает и русскую историю судит только с этой позиции.

Особый интерес вызывают страницы, посвященные книжной теме в творчестве русских классиков: И.С. Тургенева, Л.Н. Толстого, М.Ю. Лермонтова. С восторгом рассказывая, каким настоящим книголюбом был Пушкин, какими книгами интересовался, он его называет «перстом божественным отмеченный книгоед».

Поражает многообразие знании, энциклопедизм этого писателя. Интерес у него вызывают самые разные книги, не только «вечные», но и, казалось бы, пустяковые (о моде, танцах, маскарадах, этикете, рецептах). И все они представлены с присущим Осоргину изяществом, некоторые с изумительной, тонкой иронией, восхитителен осоргинский язык и стиль, поэтому чтение «Заметок…» доставляет огромное духовное и эстетическое наслаждение. Библиофильские этюды не только разнообразны по содержанию, но и совершенны по форме.

В то же время М.А. Осоргину дорого искусство одухотворенное, сердечное, которое рождается не игрой ума, а кровью сердца. Не будем терять надежды, что настанет срок, когда библиофильские сочинения «Старого Книгоеда» будут все собраны и изданы в нашей стране.

Эссе «Возлюбленной. (Похвальное слово)» нельзя назвать иначе, как вдохновенно пропетым гимном во славу ее величества Книги [3; 14]. Осоргин призывает беречь книгу, хранить ее как зеницу ока, оборонять от пожаров, сырости, вредителей, а пуще всего — от человеческого небрежения. И пророчески предостерегает: «Самым невозможным кажется исчезновение книги, замена ее иной человеческой выдумкой. Это, конечно, случится, — но к тому времени люди переродятся, и не будет больше ни любви, ни вымысла, ни наивной веры, украшающей нашу жизнь. С жалостью думается о таких людях будущего» [1; 21].

Литература

1. Осоргин М.А. Заметки старого книгоеда. — М., 1989.
2. Осоргин М.А. Мемуарная проза. — Пермь, 1992.
3. Ласунский О.Г. Под маской старого книгоеда // Осоргин М.А. Заметки старого книгоеда. — М., 1989.

Источник: «Ей, возлюбленной книге, — похвальное слово!»: Материалы
научно-практической конференции 19 октября 2005 г. — Пермь, 2006. — С.11-14.