Колчанов А.П. Развеселое житье: Повести и рассказы / Под редакцией Л.Давыдычева. — Пермь, Пермское книжное издательство, 1969. — 500 с., с илл. — В пер. — Тираж 15 000 экз.
СОДЕРЖАНИЕ
Вместо предисловия. — Л. Давыдычев
РАЗОРЕНЬЕ (повесть)
ОКАЯННАЯ СУДЬБИНА (повесть)
БЕЗЗЕМЕЛЬНЫЕ (повесть)
СТАРИНА ОХАНСКАЯ (повесть)
РАССКАЗЫ ДОРОЖНОГО МАСТЕРА СЕМЕНОВА
Кондукторская божья матерь
Бесценные головушки
Мятежная душа
Мать железнодорожников
Несказанная любовь
Ярмарка в Перми, или соблазн к наживе
Баночка с сардинками
Счастье одному — горе другому
Милый друг
Отбывание повинности
Когда я почувствовал старость
Щекотливое дело
Живи по ранжиру
Смешинка в глазах
Не мытьем, так катаньем
РАЗВЕСЕЛОЕ ЖИТЬЕ (рассказы)
Зойка-поломойка и Петька-кочегар
Последняя поездка
Собственная неосторожность
Стол Короленко
Вагоны с настоящими людьми
Первая кондукторка
ДВА СОЛНЦА НАД МИРОМ (повесть)
Л.Давыдычев. Вместо предисловия.
Горестно сознавать, что эту вот книгу, которую вы раскрыли, автор ее — писатель Александр Петрович Колчанов — не увидит, как не видел и предыдущей своей повести «Два солнца над миром», не подержит в многолетней работой натруженных руках, не скажет дрогнувшим от волнения голосом:
— Ну вот… еще одна…
И сразу заторопится уходить: некогда ему было радоваться вышедшей книге, надо было работать над следующей. Написать он собирался много. Ему было о чем рассказать людям. За его спиной теснилось более сорока лет труда, который он начал 10 сентября 1913 года учеником конторщика на станции Пермь II и закончил на станции Кислотной 10 января 1957 года, когда его проводили на заслуженный отдых.
В автобиографии Александр Петрович сообщает:
«Родился я в 1899 году 8 марта по старому стилю в гор. Перми в подвале на бывшей Петропавловской, ныне Коммунистической улице, рядом с сельхозинститутом.
Отец мой — из крестьян деревни Пустомолвиной, Оханского уезда, Дубровской волости, Пермской губернии, лет тридцать служил стрелочником и кондуктором на железной дороге.
Мать — из деревни Усолье, Оханского уезда.
Были братья и сестры — до десятка, но в живых уже никого нет.
Жили очень бедно, и отец, как ни старался, хорошего образования нам дать не мог».
К трудовой биографии коммуниста Колчанова остается добавить, что он был награжден орденом Ленина и медалью «За доблестный труд в Великой Отечественной войне 1941—1945 гг».
Но трудовая жизнь, пусть напряженная и яркая, вдохновенная и бескорыстная, еще не объясняет полностью, что помогло человеку найти путь к литературному творчеству.
Сложен, подспуден и долог был этот путь у Колчанова. Здесь в первую очередь хочется подчеркнуть роль, какую в его судьбе и творчестве сыграла мать. Она была сказительницей и, конечно, владела природным и практикой развитым умением передавать людям любовь к живому народному слову, умением воздействовать этим словом на умы и сердца.
Чего греха таить, мы все дальше уходим от народного языка к языку литературному. Процесс этот закономерен, но с тем большим вниманием должны мы относиться к литераторам, которые всеми силами стремятся сохранить богатства языка, чтобы они не мертвым грузом хранились в словарях и старых книгах, а входили в живой оборот. Ведь мы теряем не только слова, но и интонации, многообразные ритмы народной речи.
Произведения Колчанова любителям литературы доставят истинное наслаждение именно своим языком. Это не подделка под «народную» речь, не щеголяние справедливо забытыми словами или диалектизмами, или перестановкой слов под народные ритмы. Наш автор обладал естественно приобретенной способностью пользоваться самим, что ли, духом живого народного языка, знал все его лучшие качества.
С детских лет Александру Петровичу выпало счастье не просто слышать и «употреблять» живой народный язык, а познавать его из уст, если хотите, мастера.
У нас есть все основания предполагать, что мать Колчанова была талантливым человеком. Она не просто знакомила будущего писателя с произведениями устного народного творчества, а умела и ТАЛАНТЛИВО живописать картины деревенской жизни конца прошлого столетия, воссоздавать характеры, быт, нравы, передавать чаяния и думы крестьянские,— все то, что потом с такой силой прозвучит в книгах Колчанова.
Талант — всегда загадка, объяснить его можно только в самых общих чертах, да и то с большой долей предположительности.
Видимо, ощущение способности или даже необходимости в литературном творчестве Колчанов испытал довольно рано. Еще в начальном училище он принимал участие в создании рукописного журнала и с тех пор в течение двадцати пяти лет пробовал писать стихи, но это увлечение не вышло за рамки любительских опытов. Расстаться с ними было легко, чутье подсказало незадачливому пииту, что стихи — не его путь.
Но это же самое чутье не позволяло ему совсем бросить перо. И хотя условия жизни железнодорожника не давали возможности серьезно заняться литературным творчеством, и он не писал, но ЗАПИСЫВАЛ все, что его заинтересовывало из услышанного. Многое он записал от матери. И все же эти записи были общением со словом. Услышанное слово превращалось в слово, своей собственной рукой написанное, и это, видимо, доставляло радость, граничащую с радостью творчества.
И вот так он делал самые разнообразные записи всю жизнь. По его признанию, он долгое время не мог отличить глубокой потребности общения, духовного сближения с материалами устного народного творчества от растущей потребности самому создавать произведения.
Творческое чутье, разбуженное и развитое матерью, с годами не затухало, а росло и росло, и нам теперь совершенно ясно, что задолго до того, как Александр Петрович начал писать, жизнь он воспринимал уже глазами наблюдательного, серьезного художника.
От желания внести в запись об услышанном что-то свое, хотя бы переставить иные слова местами, до осознанного желания писать самому прошло много лет, целая жизнь. Но талант зрел внутри, ни на что не растрачивался, а только набирал сил. Общение со словом продолжалось.
А могло ли случиться, что Александр Петрович так бы и не начал писать?
Нет, не могло. Талант, зревший от года к году, все сильнее беспокоил, тревожил, временами толкал на мучительные раздумья о чем-то в жизни несостоявшемся, о чем-то несделанном, вызывал острое недовольство собой и еще более острое ощущение неудовлетворенности.
Колчанов сделал несколько попыток рассказать о жизни своими словами. Ничего из этого не получилось. Он даже не знал, с чего начать и о чем писать — слишком много было впечатлений.
По свидетельству самого Александра Петровича, вплотную заняться литературным творчеством ему «мешала служба». За письменный стол как за свое новое РАБОЧЕЕ МЕСТО, он сел лишь тогда, когда вышел на пенсию. Умер он в июне 1965 года.
При его жизни — за восемь неполных лет — вышло три книги — «Голодные мужики» (1959 г.), «Старина Оханская» (1962 г.), «Развеселое житье» (1964 г.); четвертой повести—«Два солнца над миром» (1965 г.) — он не дождался.
На первый взгляд случай маловероятный, хотя в литературе подобное и встречалось. Но тут за перо взялся человек не только пожилой и не очень здоровый, но и без достаточного образования (в первой рукописи, например, было много следов дореволюционной орфографии), человек, у которого не всегда хватало времени даже на то, чтобы много читать. И за короткий срок этот человек пережил как бы второе рождение, освоил новую для себя профессию — стал писателем, прошив незаурядный, самостоятельный талант, который рос от книги к книге.
Быстрый творческий рост Колчанова можно объяснить и его отношением к литературному творчеству, как к большому, кропотливому, беспощадному труду, требующему отдачи всех сил.
Тот факт, что Колчанов взялся за перо, сознавая, что берется именно за труд, представляется мне признаком большого таланта. Об этом стоит сказать подробнее.
Существует много нелепых сказок, придуманных недалекими людьми, о легкости, хотя бы относительной, профессии писателя. Кое-кто верит этим сказкам, кое-кто возмущается, кое-кто содействует их распространению. Равнодушно относятся к этим нелепицам настоящие писатели. Они-то знают, какой ценой дается право писать книги. Тем более, что их профессия связана с большим риском. И, пожалуй, главный-то риск заключается в том, что можно все отдать литературе, но не получить ничего. Ведь никогда нет ни у кого никакой гарантии, что книга будет удачной, да и вообще будет ли она написана или напечатана.
Для настоящего писателя, каким и был Колчанов, литература — не занятие, не служба, а отчаянный и тяжкий труд, и Александр Петрович не мог себе позволить отдаваться этому труду наполовину. Он знал, что в этом случае и результаты будут половинными.
Конечно, тяжело думать о том, что поздновато он взялся за перо. Случилось бы это годов так на двадцать раньше! Но судьба есть судьба, от нее, как говорится, не уйдешь.
В общем-то все его произведения были тепло встречены читателями и критикой, начиная с первой — тоненькой, невзрачно изданной книжки.
— Не знал, сколь сладостна похвала, — растроганно говорил Александр Петрович, слушая лестные отзывы о своем первенце.
Уже в этой книжке отчетливо, хотя и не во всем объеме, выявились лучшие качества прозы Колчанова — богатый, сочный язык, глубокое проникновение в народную жизнь, взгляд на нее как бы изнутри и в то же время глазами нашего современника. И вот последняя эта черта была самой поразительной. Описывая далекое
прошлое, не модернизируя его, воспроизводя события с документальностью, которая доступна лишь очевидцу, Колчанов оставался современным писателем.
Ему угрожала опасность повторить уже написанное другими. Ведь сколько и каких книг создано о жизни русской дореволюционной деревни! Колчанов, оставаясь верным традициям, счастливо избежал опасности повторения, сумел обрести творческую самостоятельность. Произошло это еще и потому, что в литературу он входил, не оглядываясь и не прислушиваясь, не выбирая, кому бы подражать. Взявшись за перо, он не ощутил никакой другой потребности, кроме неотвратимой необходимости рассказать о том, что он узнал за всю свою жизнь. Образы обступили его со всех сторон и как бы заговорили все разом.
Мастерство — качество самовоспламеняющееся. Как неумеющий плавать, упав в воду и не нащупав под собою дна, в одно мгновение становится пловцом, так и Александр Петрович за письменным столом устремился по бурному потоку творческого воображения.
Александр Петрович встречал в жизни много талантливых людей, особенно среди железнодорожников. Он верил, что при любовном отношении к труду человек способен творить чудеса. А если мы вспомним, что Лев Толстой утверждал: талант — это любовь, то уже легко себе представить, насколько был готов Колчанов к литературному труду. А в понятие таланта обязательно входит и потребность в мастерстве. Остается его, мастерство, только развивать.
Надо сразу оговориться, что книги Колчанова, конечно, не безупречны, но их недостатки, по-моему, скорее слабости, выросшие из одного корня с достоинствами. Произведения его настолько цельны и самобытны, что недостатки воспринимаются как неотделимые части единого организма.
Занявшись литературным трудом, который сразу, после первой же книжки, принес автору определенное удовлетворение, Александр Петрович заторопился. Не то, чтобы он опасался недальней кончины, нет, просто многие годы неудовлетворенное желание писать захватило его.
Он даже молодел, когда дело касалось литературы. И ведь он действительно как бы родился заново, начал новую жизнь, осваивал новый труд, не менее напряженный и тяжелый, чем тот, которому он отдал более сорока лет. Он был переполнен уже не замыслами, а целыми, сложившимися в воображении произведениями. Их не надо было вынашивать и обдумывать, их нужно было только написать. И руки у него дрожали, казалось, не от старости, а от нетерпения работать, работать и работать.
Восемь неполных лет были годами самоотверженного труда, во время которого автор совершенствовал мастерство не по дням, а по часам. Он умел и любил учиться.
Из множества созданных Александром Петровичем образов отмечу два, в которых особенно ярко проявилось умение автора создавать самобытные, жизненные характеры. Это Кирша из «Старины оханской» и Мартемьян Исаич из «Рассказов железнодорожного мастера Семенова». Первый из них крестьянин, второй — представитель рабочего класса. Жили они в разное время и в разной обстановке, но роднит их одно — это типичные представители народа. Несгибаемая воля духа, вера в свои силы, презрение к трудностям, умение помочь ближнему в любой беде — наиболее примечательные черты этих двух действующих лиц. Но особенно их роднит юмор — истинно народный.
В «Старине оханской» читаем:
«От проливных дождей и сразу за ними яркого солнца оханская земля залудела. Хлеб не уродился. Перемаявшись зиму, усольские мужики, человек двадцать, пошли ранней весной искать работу на стороне…
Много лет спустя те мужики сами удивлялись:
— И как мы тогда до городу дошли? Чем кормились-то?
— Да Киршиными прибаутками!
И верно».
Вот эти «Киршины прибаутки» — жемчужины народного творчества, отлично обработанные Колчановым.
Внешне Кирша часто выглядит балагуром, зубоскалом, но это лишь внешне. На самом же деле он — носитель многих дум и чаяний народных, и внутри его «прибауток» глубокий социальный подтекст.
Дорожный мастер Семенов Мартемьян Исаич сродни Кирше, хотя старше его, из другой среды и эпохи. Но опять тот же народный юмор, природный ум. Недаром в рассказе «Мятежная душа» говорится:
«Дай нам волюшку,— поезда бы по воздуху летали».
Волюшки не было, силы народа были скованы, но дух его жил, готовился к будущим великим свершениям.
Один из самых ярких признаков здоровья души — юмор.
«Ксндукторская божья матерь» — пожалуй, лучший рассказ Колчанова. Очень хочется, чтобы он дошел до широких читательских кругов и занял достойное место в литературе.
Казалось бы, в основу повествования положен не очень значительный факт — замена в кондукторском резерве старой иконы, которая «лик имела темно-мутный», новой, «самых светлых красок».
И когда старую икону выбросили в сарай, она «со всей старушечьей сварливостью в те же одни сутки напустила на злополучный резерв столько бед и несчастий, сколько их за двадцать лет не было. Шесть составов разорвалось по вине кондукторов, две бригады были обнаружены на тормозах спящими, троих накрыли в провозе «зайцев», двадцать человек заболело инфлюэнцей, целая бригада перепилась до того, что потеряла и ручные фонари и сигнальную веревку. В самих кондукторских комнатах подрались четверо, повредив новые казакины, а на кухне в трубе загорелась сажа».
Пришлось старую икону возвращать на прежнее место, и только «сторожиха несмело возражала:
— Как же ее обратно-то? Везде она, милая, на месте! Я ею дыру в сарае заткнула, а то дрова воруют».
Юмор Колчанова не броский, не навязчивый, он скорее вызовет улыбку, чем громкий смех. Но зато он естественен и народен но сути своей.
Правда, в некоторых произведениях, особенно в повести «Два солнца над миром», Колчанов тяготеет к откровенной сатире и умело пользуется ее приемами.
Далеко не все из задуманного успел написать Александр Петрович Колчанов. Но даже и то, что он сделал в литературе, заслуживает самого пристального внимания:
Со страниц его книг на читателя как бы смотрят умные, добрые глаза писателя, много повидавшего и пережившего на своем веку. Сейчас все ранее изданные произведения Колчанова собраны в одну книгу, которая, думается, позволит говорить об авторе как о человеке зрелого, незаурядного таланта, сделавшем заметный и своеобразный вклад в литературу. Пока рано предсказывать судьбу творчества Колчанова — серьезные таланты зреют долго и часто долго ждут широкого читательского внимания, но есть все основания надеяться, что лучшее из написанного им будет жить и жить. Кстати, архив писателя еще не изучен, в нем есть немало интересного, и со временем это тоже станет достоянием читателя.
Л. Давыдычев.